Даже в конце морщусь, потому что фу.
Кулак взглядом блуждает у меня по лицу. Сотни эмоциональных проблесков у него во взоре. Вспыхивают и гаснут.
— Кончу не в тебя сейчас, — наконец говорит. — Но потом хочу, как надо. В тебя.
Чувствую, как кожа лица еще пуще пылает, потому что планирует заниматься со мной сексом еще. Царапаю ему грудь слегка. Кулак прямо зависает и втыкает, как я это делаю.
— Ладно, придумаю что-нибудь. Сейчас, подожди, воды попью.
Кое-как в простынь закутываюсь, вылажу на поиски и прямо из бутылки пью.
Он допивает все оставшееся.
И заваливает меня на кровать снова.
Терзаем друг друга, чуть ли не до драки, и он второй раз меня берет. С напором небезопасным для кровати.
Руками вынуждена впиваться ему в шею и спину, чтобы удерживаться. Как он меня колошматит, так и внутри у меня долбежка. Всех систем. Что-то рвется из меня. Будто тело коконом вообще оказалось. Рвется-рвется, но никак не явит себя.
Стону без передышки, потому что без выхода бунт эмоций спалит все изнутри до каркаса. Не знала, сколько пустоты во мне таилось, а теперь внутри заполняется, разливается, теснится — и шквалистым огнем мгновенно сжирается.
Кулак заходится рыками, ускоряясь. Живой он такой. Ничего не стесняется.
Если он в сторону взгляд безумный отведет, мне кажется… я, как живой организм, закончусь.
— Маленькая моя, маленькая моя, маленькая моя…
Он начинает хрипеть это по кругу, беспрерывно, чаще чем толчки. Потом даже без пауз между словами. Видимо, чтобы я уже ничего другого, кроме слов его, слышать не умела.
Разлетаемся вдвоем так, что по всему поселку можно электричество пустить.
Я — первая, скребу его ногтями и вырываюсь бурными выдохами из-под поцелуя. Он — следом, долбясь так быстро, что вены на шее вот-вот лопнут и порвутся.
Лижу их, и зацеловываю после. А он мои волосы не выпускает, и переваливает меня на себя, чтобы не задавить. Кусает мне предплечье исступленно.
— Иди ко мне, — снова заводит с хрипотцой в голосе, пятерней грудь нашаривая.
Лезет целоваться, и я медленно тяну его нижнюю губу на себя, чтобы он зарычал.
Глава 18 КУЛАК
Трезвонит и трезвонит, и — все. Переворачиваюсь боком, нащупываю вибрирующую пластмассу и запускаю в стену куда-то. Стук сопровождает блаженная тишина.
Обратно в волосы ей тычусь.
Только рассвело, а им уже что-то надо от меня. Пошли на хуй сегодня!
Еще не проснувшаяся до конца Алиса поворачивается на спину и приподнимается. Смеется, разглядев мой телефон на полу.
Еще не очнулась, а уже радостная. За грудиной кулак разжимается, и давай качать кровушку.
— Вдруг важное что, — улыбается она, опускаясь обратно.
— Ну, значит, неважное уже.
Хочет простыней дырявой прикрыться, но я вниз оттягиваю ткань. Грудки расползлись и расплющились в таком положении — потому что тяжелые они у нее, большие, самые классные, что видел. Опять голова кругом идет.
Коксом никогда не баловался, теперь знаю почему. Оказалось, ждет меня Алиса Чернышевская, с нервной ножкой, пробивным характером, манящими глазами и охуенно нежными, с большими ареолами, сиськами. И кроет получше, ядренее кокса.
Тычусь в нее несуразно и на новый круг заходим. Так и знал, что она громкая, и теперь сам помалкивать не могу. Не хочу сзади ее ебать, хочу видеть, как кончает. Каждый раз.
Пока, конечно. Потом обязательно сзади объезжу.
Так и представлял, что мордашка у нее будет потрясающая во время… всего.
Только в миллиард раз лучше, потому что можно трогать, где захочешь.
И Алиса сама меня обкатывает везде. Руками и губами. Щедрая она вообще во всем.
Не хочу думать, что не знал так многого раньше. Каково это чувствовать, как елозанье нежного языка по шее прямо в яйцах отзывается. Алиса мне ночью все вверху обцеловала, и я тупо не переварил еще. А тушка моя вдруг вся жадная до прикосновений стала.
Не хочу и не думаю. Дремаем еще часок, но никто из нас всерьез не отрубается.
Потом она капризничает, мол, вся грязная и руками туда лезть не даст.
Заебись, что грязная, от меня ведь. Ну ладно, отпускаю в душ.
За окном явно очередной жаркий день намечается. Врубаю мобилу, работает пластмасса. Гендир холдинга сообщениями закидал, что месячный репорт на пораньше переносится. Ну, покедова, не сегодня.
Свеженькая и мокренькая выходит, и феном крутит. Иду в душ, хотя вроде договорились, что чистая она даст мне еще раз ее довести. Стопорю свои запросы, потому что…
… свершилось, епта, и как бы теперь не лопнуть.
Вместе на завтрак топаем, я только к себе забегаю переодеться. Игната, гендира, Филатова, помощника — в топку. Как-нибудь без меня разберутся, умники.
Алиса долго выбирает, поэтому жду ее за столиком. Потом она у кассы что-то стопорится. Я уже подрываюсь идти разбираться, но она разворачивается сюда.
Предлагаю перед совещанием кофе купить у рынка, потому что он там на удивление приличный. Она рада пойти, но кофе не хочет. От чая она там тоже отказывается, ладно. Когда выходим к Дому Культуры, уже хочу зажать фею где-то.
Целую ее в шею сопливо, и она улыбается. Нельзя так делать. Я же человек живой. Вот она улыбается, а я сначала на тонну больше раздуваюсь, а потом вообще ничего не вешу. Зачем вообще идем туда? Надо-надо, но…
— Только, Вася, давай не афишировать. Что они про меня подумают?
Едва ли не шепчет, возмущенно. Я прям вот торможу возле крыльца и ее в оборот беру. Не лапаю, но в моей тени стоит она.
— Чего еще? Что за не афишировать?
— Не показывать, что мы…
— От тебя не ожидал, Чернышевская. Какая нам разница? Подумают они. Давай без детского сада.
Подумают они, что злая псина вроде меня Алису запугала, но выдохнут с облегчением, что я сбавлю обороты немного.
— Вот именно. Зачем смешивать. Не будем. — Смотрит на меня с воинственным блеском в глазах. Ух боевая фея. — Не надо.
Опять это «смешивать».
Не хочет небось, чтобы ее репутация в глазах людей упала. Типа, вся такая хорошая, а дает мне.
После вчерашнего и сегодняшнего не наскребаю достаточно злости на запреты очередные. Это правда в кое-чем. Она добрая и мягкая. Красивая, богатая, умная. Ну а я — богатый. И бешеный.
Я и не рассчитывал на половину вчерашнего. Если хочу ее, надо попуститься немного хотя бы в этом.
А то в другом я точно не стопорнусь.
— Пошли. — На автомате руку ее сгребаю, но потом раздраженно отпускаю. — Будем делать вид, что невинны, как церковный хор.
— Ты знаешь… — тянет она со смешинкой в глазах, намекая, что церковный хор не такой уж безгрешный.
Я делаю удивленный вид, но она улавливает, что пошутил я так. Смеется и сама чуть за руку меня не хватает. Блядь, это новая пытка. Предыдущих недель было недостаточно. Теперь, значит, что-то другое.
На совещании Алиса прям великолепно меня игнорирует. И нравится мне это все меньше и меньше. Считаю минуты, как закончится болтология и в Гостиницу пойдем. Реально сижу и в голове перебираю на хрена мне спорткомлпекс сдался. Да-да, план по легализации, потому что после войны с Карелиным и убийством Сарковского пришла пора.
Возвращаемся в Гостиницу типа вместе, но все равно шифруемся. Терпение у меня, конечно, на исходе, но она что-то постоянно рассказывает и объясняет. Ее голос-колокольчик меня отвлекает.
В номере у двери ее зажимаю, и в разнос ухожу. Она дрожит подо мной, когда засаживаю. Рот ее привычно уничтожаю, но Алисе хорошо. Опять позорюсь, как скорострел, и на мгновение агрессия через край выплескивается.
Слишком грубо ее руки на себя дергаю, она нахмуренно отталкивается, и я ищу, как вину тут же загладить.
Никогда никому до вчера не отлизывал. Теперь не представляю, как это вообще без ее беспомощных толчков прямо в лицо.
Жаль, мордашки ее не видно. Обе ножки трясутся, трепыхаются несдержанно. Мне это жилы выкручивает, четко в такт. Юлой в башке закручивается ее дрожь, что впитываю.
